Полные пригоршни облаков

Антон взял бутылку, отщипнул ломтик шишки и положил его в обгоревшую чашечку из фольги. Шишка ароматная, запах чем-то напоминает хвою, только более сладкий и игривый. Антон вышел на балкон и почувствовал, как морозный воздух обжигает кончик носа. Он поводил по чашечке пламенем зажигалки и втянул в себя, отчего в бутылке заклубился густой бархатный дым. Подержал в себе, выпустил, еще немного поводил зажигалкой по краям фольги и дотянул остальное. Кажется, ничего не изменилось, только стало знобить от холода. Голову наполняла приятная пустота, она успокаивала и превращала любую мысль в облако. Где-то вдали, наполняя тревогой район, загудели сирены скорой.

Антон вошел в комнату, закрыл за собой дверь, и весь мир уместился в четырех стенах квартиры. Вот теперь его накрыло.

Он жил в однушке на северо-востоке Москвы. Уютной комнатки вполне хватало для жизни и творчества – Антон писал биты, бум-бэп в духе хип-хопа 90-х годов. В центре комнаты, на стене с протертыми обоями висела черно-белая обложка от винила с суровым лицом в железной маске. С соседней стены хищно улыбался Майк Тайсон. Когда-то Антон со своим лучшим другом Пашей коллекционировал его бои, потом переписывали друг у друга с видеокассет VHS. Как-то раз Антон напал на интервью Тайсона одному из глянцевых журналов, где тот признавался: "Я мечтатель. Я мечтаю добраться до звёзд. Но если я упускаю звезду, я всё равно загребаю полную пригоршню облаков". Антон аккуратно вырезал эту фразу и приклеил к черно-белой фотографии на стене. На фотке Тайсон был похож на злого джинна – вот-вот вылезет по твою душу из своей лампы.

В комнате почти не было мебели: кровать, стол, коврик на старом покоробленном линолеуме. Провода на полу замотались в тугой клубок. Лампа из Икеи ссутулилась у кровати над аккуратной стопкой "Афиши". На полу – колонки, вертаки на стойке, на столе несколько контроллеров, в углу – две коробки с виниловыми пластинками: старый фанк и соул, немного польского и советского джаза.

Лена, девушка Антона, позвонила и сказала, что останется сегодня у подружки. Надо чем-то себя занять. Когда коротаешь вечер один на один с дудкой, выбор у тебя небольшой: можешь залипнуть у компа, посмотреть киношку или концерт, а можешь пойти и просто погулять. Дома Антону было тошно, решил пройтись.

Он порылся в шкафу, натянул на себя серый свитшот, видавшие виды джинсы. Нырнул в найки и теплую зимнюю парку, курнул еще раз, выключил свет, подождал, пока проветрится комната. Вышел.

Вообще-то Антон не называл себя музыкантом. Не учился в музыкальной школе, не знал нот и из всех инструментов владел только дворовой гитарой. Он делал биты. Сначала ради развлечения подбирал известные треки, потом, набив руку, экспериментировал и писал что-то свое. Он записывался дома и выкладывал в сеть микстейпы, иногда знакомые рэпаки просили сделать им минуса.

Скоро Антона уже звали играть вживую. В основном, на дружеские вечеринки, в клубы, где мало места, много алкоголя и большинство людей знают друг друга в лицо.

В подвале на окраине или в особняке в пределах Садового кольца – все эти клубы были чем-то похожи друг на друга. Узкие коридоры, кирпичные стены, в курилках – дымоган вместо воздуха. Симпатичные девочки в узеньких джинсах трясут головами под нудный трэп или интеллигентный бит-мьюзик. Ребятки с татуировками и бородами прыгают у сцены или накидываются в баре. Со сцены кто-то из знакомых кидает свои панчи. Бит качает буйные головы и переплетает тела.

Вся жизнь – ритм. – подумал Антон, вслушиваясь в равномерный гул лифта. – Просыпаешься, встаешь с кровати, идешь отлить… Работа – дом – сон… неделя – месяц – год… молодость – зрелость – старость… Бум-бум-бэп. Бум-бу-бум-бэп. Кому-то – сочный и жирный бас. – Антон нажал на кнопку домофона. – А кому-то полный психодел и лоу-фай. – Он открыл дверь и шагнул в темноту.

Если прислушаться, город полон музыкой. Вокруг все движется, шуршит, сигналит. У подъезда, подминая под себя асфальт, мягко шелестят шины, потом рычащий мотор уносит тачку к поперечной улице, оставляя кислый запах топлива. Ветер навьючивает голые деревья, на детской площадке по-сиротски скрипят качели.

Предсказуемо разыгрался аппетит. Антон зашел в магазинчик у дома и, не разглядывая прилавки, протянул продавцу сотку. Пахло задушенными в полиэтилене морепродуктами и хотелось поскорее выбраться из этой комнатушки.

– Мне воды без газа и Пикник.

– Пожалста.

– Хорошего вечера.

– Будь здоров.

Где-то лязгнуло разбитое стекло. Ощущение опасности – слегка колыхнулось внутри и тут же затихло. В родном районе нечего бояться – он тихий, хоть и многоэтажный.

Дамочка, укутав нос в воротник, торопливо цокала по наглухо забитому машинами тротуару. Под ногами, скрипя на подошвах, сквозь снег пробивалась дорожная соль. Усталое баклажановое небо опиралось на крыши высоток – сырой потолок мира, подсвеченный интенсивным московским освещением. Ноги на автомате отмеряли знакомый маршрут.

Антон глотнул водички и решил звякнуть Павлику.

– Дарова.

– Привет, Антох, ты? Как сам?

– Да вроде в норме. Не хочешь погулять немного?

– Извини, не могу. Мы с Иркой улетаем завтра в Таиланд. Надо собраться, самолет в двенадцать. А ты че там делаешь? Музыку сочиняешь?

– Да не, я гуляю.

– Миха тачку въ*бал, ты слыхал? Теперь ждет страховку.

– Нет, я не в курсе.

Паша хоть и бодро тараторил, но, походу, был занят своими делами и не сильно хотел отвлекаться. Антону тоже особо нечего было сказать, просто приятно было услышать родной голос.

– Ладно, давай. Мягкой посадки.

– Давай, брачо, рад был тебя услышать.

Телефон плавно опустился на дно кармана, и Антон отправился дальше.

С Пашкой они были друзьями с самого детства. Вместе ходили в школу, вместе рубились в Play Station, вместе бросили рукопашку и стали клеить девочек на районе, вместе подсели на хип-хоп. Правда с хип-хопа Паша быстро слез – делать музыку или танцевать брейк на ВДНХ было не по его части.

Паша умел располагать к себе людей. Веселый, с подкупающей улыбкой, с пижонски-хипстерским пробором и хитринкой в добрых голубых глазах. Всегда в компании с миленькой девочкой, с деньгами на кармане и готовый к любому приключению. Паша никогда не парился, Антон это ценил.

После института Паша занимался то ли недвижимостью, то ли каким-то консалтингом. Трудно сказать, в какой области он мог проконсультировать и как высоко ценились его советы. Но одно Антон знал точно: Пашка чувствовал, куда дует ветер, и всегда умел под него подстраиваться. Чем бы он ни занимался, везде находил себе место. А занимался он много чем: катался на серфе в океане, сидел в офисе при галстуке и костюме, искал инвесторов для нового стартапа или мотался по клубам и ни хрена не делал.

Когда-то не разлей вода, теперь они чаще вспоминали о своей дружбе, чем реально встречались. И первое, что вспомнил Антон, был, конечно, тот солнечный майский день.

Стоял солнечный майский день, душный и неторопливый. Ребята упаковались в Пашину Мазду и отправились на день рождения к Маше, одногруппнице Антона. По дороге взяли цветы, пару бутылок шампанского, конфеты. Поначалу гнали, выжимая ближе к сотне. Потом полчаса убили в пробке, болтаясь из полосы в полосу. Соскучившись, Павлик достал из внутреннего кармана джинсовки туго скрученный джоинт.

– Как насчет подзарядочки?

– Оу щет. – поначалу выдавил Антон, прокручивая в голове панораму предстоящего вечера, потом улыбнулся. – Взрывай, куда теперь деваться?

– Знал, что ты не будешь против.

– Я никогда не против высокого полета.

Так и решили. Остановились. Огляделись. Дунули. И покатили дальше.

Одногруппница жила в Королеве. С учетом пробок, от силы час езды. Половина Ярославки пролетела в плотном угаре вперемешку с тихой паникой. Чуть что, смех тут же менялся оцепенением, и наоборот. Когда Павлик перестраивался, улыбки ненадолго сползали с лиц, потом снова натягивались. На въезде в город слегка залипли: пыль, солнце, жар от асфальта, загорелые ноги под коротенькими юбками то и дело наматывали на себя взгляды водителей. Павлик, теряя чувство времени, косился на утонувший в солнце красный кружок светофора. Антон искал ориентиры, чтобы определить, где они находились и сколько еще ехать. Поток машин с ревом обрушивался на загруженный перекресток, словно водопад, текущий по горизонтали. Пробку решили обойти дворами, в которых попетляли минут двадцать и завязли.

– Паш, мы заплутали походу.

– Бл***.

– У тебя навигатор что ли сбился?

– Прикинь, он, сука, показывает, что между вот этими двумя домами есть проезд. – Павлик показывал на узкую пешеходную дорожку, перекрытую широкой бетонной балкой.

Темнело. Ребята поворчали, поплевались и стали разворачиваться. Только выехали из дворов, за поворотом нарисовалась видавшая виды гаишная лада. Человечек в форме, повинуясь какому-то внутреннему чутью, махнул палкой, указав ребятам, где остановиться.

– Бл*, принималово.

– Щас все разрулим, я попробую договориться. – Павлик насупился и побледнел.

– Может, и обойдется. – в такие палевные моменты Антон старался сохранять спокойствие.

Гаишник огляделся по сторонам и стал неторопливо приближаться, пыльными ботинками рыхля зыбкую песчаную обочину.

– Сержант... – дальше было неразборчиво. – Будьте добры документы. – Антону он сходу не понравился: серая щетина, на сером лице, серые, глубоко посаженные глаза, форма спадает с сутулых плеч. Что он здесь делал на ночь глядя, да еще и без напарника?

– Здравствуйте. – Паша прятал глаза, похожие на красные стоп-сигналы, из полуоткрытого окошка. Потом кое-как нащупал документы и протянул инспектору. – А в чем дело?

– Вы кого-то ищете?

Гаишник проворно пробежал взглядом по документам и начал присматриваться к парням. Потом ехидно так говорит:

– Ребят, сколько выпили сегодня?

– В смысле?

– Вы что-то путаете, товарищ сержант.

– Ну значит, под чем-то. Думаете, я не вижу? За дурака меня держите? – гаишник еще раз огляделся и продолжил. – Выходим из машины, будем разбираться.

У Антона к горлу подступило неприятное ощущение: ну вот, началось, и дальше будет только хуже. Инспектор умело подобрал местечко, видимо, давно пас – на улице никого, да и кто будет оспаривать действия человека в форме? Походу, он шел по давно отработанному плану. Сначала начнет давить на совесть, потом на карман, для вида вызовет кого-нибудь из своих, возможно, подставных коллег. Все, что от него теперь требовалось, так это без лишней суеты довести начатое до конца – обчистить простодушных ребят и быстро убраться на хер оттуда.

Антону было не по себе от того, что пропадал вечер, да еще и таким непродуктивным образом. А больше всего не хотелось попадаться на развод борзого мудилы в погонах. Неприятное ощущение, словно тебя поймали на крючок и ловко ведут, как оглушенную рыбку, – выдергивают из зоны комфорта, угрожают, а ты только удивленно раздуваешь жабры.

Антон откинулся в кресле и попытался собраться с мыслями. Ему представилось отчего-то свирепое лицо Майка Тайсона с фотки на стене – кельтский узор, плотоядный оскал, улыбка, обаятельная, как гриб водородной бомбы. Интересно, чем сейчас занят Железный Майк? Может, сидит на крыше и гладит голубей по шелковистым головкам? А может, вонзает заряженную в кулак левой яростную тонну в чью-то ублюдочную челюсть?

Антон стряхнул с себя дрему и, покопавшись в ремнях, быстро выбрался из машины. Павлик уже минуту пытался что-то втолковать постовому. Получалось не очень.

– Товарищ сержант, мы просто...

– Ребят, да вы облажались. Вы понимаете, чем вам все это грозит?

– Что именно грозит?

– Управление в состоянии опьянения. Вам что, статью зачитать?

– Да нет, вы неправильно нас поняли...

– Сейчас вызову понятых, выпишу штраф и без прав оставлю. Так что вам, засранцам, мало не покажется.

Антон обогнул капот и подскочил к гаишнику сзади, схватил за ворот и подсек, так что они вместе упали на асфальт, в аккурат между двумя машинами. Его руки все делали сами собой, – значит, недаром прошли годы рукопашки. Сам того не ожидая, он несколько раз ударил инспектора под дых, по лицу, а потом тыльной стороной ладони по затылку. Недолго думая, ногами подключился Паша. Повозились еще с полминуты, и гаишник обмяк.

– Все, отключили гада.

– Погнали отсюда. – Антон огляделся, нет ли кого вокруг.

Не успев отдышаться, парни запрыгнули в машину. Павлик рванул с места и погнал на всех скоростях подальше от темных двориков, поближе к перегруженным магистралям.

Опомнились только на ближайшем светофоре. Паша резко дал по тормозам, чтобы не вылететь на встречку. Погони не было и, кажется, вокруг ничего не изменилось. Подмосковный городок потихоньку погружался в ночь, все также безучастно бороздили дорогу иномарки, водители все также вяло поругивались из приоткрытых окошек. Дальше ехали ровно и тихо, стараясь не выделяться.

– Как думаешь, есть мазы нас достать?

– Сегодня уже никак. Пока очухается, пока позвонит своим, время уже пройдет до хера. Да и будет ли звонить – он, походу, в нерабочее время тачки караулил.

– Повезло нам, вокруг ни души. А то могли бы жестко встрять.

– Маш, солнце. – Антон, сдвинув брови, хмурился в телефон. – Мы тут попали немного... Да нет, все нормально. В общем, седня не приедем... Я тебе при встрече расскажу... Давай, увидимся.

– Че Машка говорит?

– Говорит, что мы отморозки полные. – улыбнулся Антон. Они с Павликом переглянулись, выдохнули и смолкли до конца пути.

Улица уходит в темноту, из которой резко выдается светлое пятно с вывеской «Самса». Рядом несколько тачек. Приторная азиатская музыка под евроремонтом российской эстрады. – Самса для самца. – Антон увернулся от запаха жареных пирожков и жженого мяса, накинул капюшон.

Легонько коптит снежок. Где-то на вывеске ярко ломается неон. Луна тихонько выжигает на районе остатки жизни. В плеере – рэпчик: агрессивный, меланхоличный, простой. Антон давно прикипел к этой музыке: ему нравилось, когда животное нутро, которое есть в читке, срывается под качающий монотонный бит. Когда в ушах, будто древний орнамент, плетутся куплеты о серых буднях, опасных развлечениях и пустых желудках. О достатке, которого нет, о будущем, которого нет, о прошлом, которое тяготит, как камень на шее. Рэп – это когда плохому человеку плохо.

Антон свернул в сторону промзоны, где через триста метров стоял завод по производству тротуарной плитки, а дальше электростанция. Огромные площади, отданные в жертву богу производства. Дворы и закоулки у промзоны пусты. Иногда, словно серые котики, мимо пробегают люди-тени, и растворяются в темноте, как гранулы кофе в крутом кипятке. Кипяток крутой, с этим не поспоришь.

Странно, – подумал Антон, – но после того случая мы с Пашей стали пересекаться все реже. Я плотно подсел на музыку, закрылся в студии на месяц… Паха уехал к знакомым в Питер… Потом появилась Лена… Все сама собой отошло на второй план. Твоя музыка и твоя девочка – вот компания, в которой всегда хорошо. Музыка и девочка… каждое утро… каждую ночь.

Сегодня утром Антон проснулся раньше будильника и сразу кинулся к компу. Лена тихонько сопела, обняв подушку. Антон надел наушники, настучал биток, потом стал дорабатывать – добавил пару эффектов, утяжелил бас. Как насчет хорошего джазового сэмпла? Добавил приятный треск пластинки. Полчаса, час. Лена заворочалась. Щетина чешется. Принять бы душ – а, вообще-то по* – еще пару минут можно посидеть. Черновичок готов.

Из-под одеяла показалась половинка Ленкиной попы, зажатая в плен трусиками. Тут же захотелось освободить ее, а заодно разбудить любимую. Антон тихонько подобрался, главное не спугнуть спящую жертву. Немного грубости, немного ласки. Слегка погладил загорелые ножки, потом влажный поцелуй, и все напористей начал трогать ее. Потом совсем уже нагло укусил за плечо и раздвинул ноги – Лена тихонько простонала спросонья что-то типа «дурачок» – но уже охотно сдала оборону.

– Сама дурочка. – Антон поиграл еще немного пальчиком и вошел в нее.

Перевернулись и легли поудобнее. Стало жарко. Ленка, не сдерживалась, кричала. Что может быть приятнее, чем слышать, как кричит в постели твоя детка? Быстрее, быстрее, еще быстрее. Три-два-один – … – Антон отвалился.

Лена разрумянилась. Довольная, красивая неженка, – похоже, ее день тоже задался. Антон отдышался и крепко обнял ее, сперма перетекла с ее пупка к нему на живот. Пора в душ.

Через полчаса завтрак, сборы. – Антош, что мне одеть сегодня? – Лену надо проводить до работы. Прогулка до метро, спуск в подземелье. Зажатые в толпе, поулыбались, помолчали, потом поцелуйчик – "Пока" – "До вечера" – и Антон снова остался один, без особых планов, в центре Москвы.

Лена занимается пиаром в крупной международной компании. Тоненькая, загорелая, брюнеточка, она всегда с улыбкой заходит в просторный кондиционированный офис. Здоровается с коллегами, наливает чашку кофе, открывает ноутбук, быстро просматривает почту, новостную ленту, болтает с соседкой, делает несколько звонков. Антон стоит еще минуту и смотрит через стеклянную стену бизнес-центра на ее стол – крайний у окна на 3 этаже. Лена внимательно глядит в монитор, легкую улыбку на лице сменяет вдумчивая серьезность. Она уже далеко – в плену у пресс-релизов и переговоров, конференций и общения с журналистами, блоггинга, постинга и мониторинга социальных сетей. Она на секунду отвлекается, поворачивает к нему свою аккуратную головку, Антон читает по глазам: «Мне понравилось это утро…». Он ей: «Пока-пока» – и машет рукой. Она не успевает ответить – окликает кто-то из коллег. Он прячет руки в карманы и спешит по своим делам.

По правде говоря, никаких дел нет. Антон нигде не работает. Принципиально. Не звонит по объявлениям и не рассылает пачками резюме. Сказав себе два месяца назад – будь, что будет: слава или смерть, – он решил заниматься только музыкой. Редкие DJ-сеты, не самая бойкая продажа битов и разовые халтурки, вроде ремонта у друзей, – на этом статьи дохода заканчивались.

Поначалу было страшно. Поначалу всегда страшно. Жить не так, как все, не представлять, что будет завтра, верить в мечту – стать настоящим музыкантом – и вечно бродить с пустым карманом в городе, где все решают деньги. Гол как сокол, куда ни глянь – везде неопределенность. Зато спокойно внутри. Спокойно оттого, что не надо никому и ничего продавать, не надо заниматься тем, чем заниматься не способен. Ты предоставлен сам себе, сам выбираешь свою судьбу и сам отвечаешь за каждый шаг. Ты рискнул, поставив на кон покой и сытость, – нормальные люди этого, наверное, не поймут, – но если ты пойдешь до конца, ты знаешь, что победишь. Так он рассуждал.

Лена всегда хотела ему помочь и делала, что могла:

– Антош, я тут узнала у Веры: одному ее знакомому нужны музыканты.

Он был готов к таким вопросам и обычно холодно отвечал:

– Не знаю, не сейчас.

– Антош, почему? Я считаю, что какой-нибудь дополнительный заработок пошел бы тебе на пользу.

– Оставь номер, я позвоню.

Лена знала, что не позвонит. Она устало вскидывала брови, брала наушники и открывала ноутбук. Завтра у нее встреча с контрагентами, а через неделю конференция, и нужно до утра ответить на пару писем.

Когда твоя девушка превращается в твою женщину, она всегда хочет большего. У нее есть на тебя планы и ожидания, она фантазирует и мечтает, а тебе, зачастую, приходится выполнять ее прихоти. Лене хотелось большего, но она все же верила, что Антону когда-нибудь повезет, и что в этот момент она обязательно будет рядом.

Копирайтеры, кладовщики, мерчендайзеры, креативные директора, инженеры, приборостроители, менеджеры по продажам, энергетики, дворники, курьеры, наркоторговцы – чем только ни занимаются начинающие музыканты, лишь бы не заниматься ничем, кроме музыки. Антон сменил больше десятка работ, но, куда бы ни устраивался, запал поднять немного денег быстро угасал. Особенно быстро он угасал в офисе, где кроме потраченного времени и сил, требовался какой-то особый склад. Будь дисциплинированным и услужливым, всегда приветливым и преданным общей идее, даже если эта идея – заработать побольше денег твоему и без того не бедному боссу. Как ни старался, Антон не мог воспитать в своем характере эти качества. Он искренне удивлялся тем, у кого это получалось.

Последним местом, где он скучал за деньги, была небольшая веб-студия на Третьем кольце. Антон устроился туда ни кем иным, как «менеджером по работе с любимыми клиентами». Об этом кричала его визитка. Он честно продержался два месяца, потеряв эту не худшую из своих работ по совершенно нелепой случайности.

Дело было так. Антона взяли с первого же собеседования, и он сразу вышел на работу. Поближе узнав коллег, немного обрадовался: было с кем поболтать во время рабочего перекура. Иногда вместе с парнями он дружно выходили из бизнес-центра, садились в фордик к менеджеру Саньку, от скуки заваривали по паре плюшек, а потом долго-долго ковыляли обратно в офис.

После одной из таких вылазок, незадолго до Нового года, у Антона был назначен Skype-колл в присутствии директора веб-студии Михаила Евгеньевича. Клиент: дотошная тетенька из сети стоматологических клиник, чей сайт находился у их конторы на обслуживании.

– Алло, Мария, здравствуйте.

– Кто это?

– Это я... Антон. Помните, мы договаривались?..

– Ах, да, по поводу сайта. Ну что, Антон, вы посмотрели техническое задание?

Антон напрягся. Его мозг заволокло густой пушистой ватой, и искомого техзадания в той вате было не отыскать.

– Антон, ну сколько можно ждать? Мы отправили ТЗ две недели назад. Вы что, хотите испортить отношения?.. – повисло неловкое молчание. Наверное, оно и решило судьбу молодого «бойца» продаж.

– Похоже, нам стоит провести тендер и выбрать другого подрядчика. До свиданья, Антон! – скайп неприветливо булькнул, фотография ухоженной женщины на экране потухла.

– Антош. – Михаил Евгеньевич выдержал основательную паузу. Потом, приняв нелегкое, но, как ни крути, верное решение, облегченно вздохнул. – Ты внеси этот звонок в базу и не забудь убрать за собой рабочее место. Я тебя больше не держу. – и пошел.

Вспоминается с улыбкой, а тогда было два чувства: сладкое облегчение и горькая горечь. Облегчение – оттого, что вырвался из очередной клетки, а горечь – что снова без работы и денег, в поиске перспектив на большой дороге.

В тот день, спустившись в метро, Антон чувствовал себя маленьким, слабым и уязвимым, словно хрупкая глиняная фигурка в неосторожных руках. Над ним как будто нависла невидимая тень, и ее ощущал каждый в этом несущемся сквозь темноту подземки вагоне.

Было душно и тесно от людей, куда ни повернись, везде - серые задумчивые лица. Антону стало плохо, до темени в глазах. Он выскочил из дверей, с трудом волоча ноги, поднялся по эскалатору и, наконец, вырвался на свежий воздух. Шел мокрый снег. Антон хапнул пригоршню и с размаху погрузил в нее лицо. Прислушался к себе – нет, легче не стало. Но именно тогда что-то в нем перевернулось, встало на свое место. Какой-то внутренний голос – он ничего даже не сказал, а только как-то так уверенно промолчал, что Антон, резко оторвав лицо от горячей влаги, понял: так больше никогда не будет. Тогда он еще не знал, почему не будет; не знал, как и что делать дальше. Но уже скоро его подавленная обстоятельствами воля зарубцевалась и окрепла. Именно тогда он выбрал свой путь. Солдат удачи, бегущий с виниловой пластинкой по минному полю из черных и белых полос.

Антон прошел мимо замерзшего пруда, миновал общаги и вышел на финишную прямую к дому. Осталась еще пара дворов. Ночь, тихо. Желтый свет разжижает густую темноту.

– Холодно... А хочется тепла... лечь рядом с Ленкой... погреться... Еще немного, и наступит весна. Скоро все расцветет, наш район станет самым зеленым на свете... Там, где сейчас острые ветки, появятся листья, запахнет зеленью, пыльцой... круто будет.

Взгляд Антона завис на знакомом со школьных лет подъезде. Когда-то, в старших классах, в нем всей тусой пили пиво или что-нибудь покрепче. Пальцы тут же вспомнили код от входной двери. Вошел, поднялся на лифте, вокруг – тишина. Запах жареной картошки мешался с затхлым душком мусоропровода. На площадке перед чердаком – темень. Антон дернул за решетку в темноте, дверь открылась.

Вот она – крыша мира. Морозный воздух, в голове свежо, скрипят сугробы под ногами. Сознание кристальное, небо чистое, луна огромная, оголтелая. Москва не спит – так, дремлет в забытьи, и все равно сверкает. Гигантские краны склоняются над скелетами высоток. Шприц Останкинской башни делает успокоительную инъекцию в ночное небо. По широким магистралям и тихим улочкам аккуратно расставлены огни. В темных пятнах оврагов еле колышется болотистая Яуза. Домики, домики, домики, домики. Жилы дорог. Вдалеке плывет, как белая чайка, слипшийся в точку ближний свет фар.

Антон не понимал, какими силами его сюда затащило, но был заворожен. Кто, кроме него сейчас, в этот самый миг, видит Москву такой? Москва... Город-мечта. Город-боль. Город-судьба.

– Эй, Москва! Ты слышишь меня? – он хотел крикнуть – громко, чтобы на все небо, – но промолчал. Москва молчала в ответ. Москва сомкнула усталые веки и, кажется, все-таки заснула – крепко и без сновидений.

Антон стоял и слушал ее гулкое дыхание. Он не был на нее в обиде. В конце концов, она ничем ему не обязана. Никому ничем не обязана. Он постоял еще немного, пытаясь охватить ее взглядом, всю сразу. Холод понемногу проникал под кожу сквозь парку и меховой капюшон. Что-то заворочалось в глубине подъезда. Пора идти.

Через пару-тройку минут Антон был дома. Он включил комп, пододвинул Roland и стал настукивать бит. Недавно скачал несколько мощных сэмплов, кое-что записал со старых пластинок – из всего этого материала могло что-то да получиться. Антон разогрелся, руки начали двигаться сами собой, понемногу прояснился мотив. В одном из треков, который играл в плеере, был тихий, красивый проигрыш на флейте. Юсуф Латиф, гениальный джазмен. Даже не проигрыш – так, переход между двумя инструментальными квадратами, смена декораций. Антон понял: он-то и будет доминировать – аккуратно обрезал и закольцевал, потом снова прослушал. Проигрыш ровно ложился под бит, как будто был создан специально для него.

Антон закончил работу глубоко за полночь. Послушал весь трек целиком – нравилось, с первого раза. Значит, все правильно сделано. Он сохранил проект, и через пару кликов трек улетел в сеть. Обычно он так не делал, оставляя написанное "подсушиться": прослушивал наутро в колонках, днем в наушниках, потом дорабатывал, менял отдельные куски, выравнивал звучание. Но этот трек получился другим – спонтанным, фристайловым. Значит, таким он и останется, – решил Антон – навсегда свежим, только что написанным.

– Тебе должно повезти, малыш.

Он хотел сказать: «Надеюсь, повезет», – но надеяться он не любил. Что может быть обманчивей, чем надежда? Что может быть яснее, чем действие и результат? Без надежды и ожиданий – без всей этой гребаной чепухи.

Если не получается нащупать дверь, стену надо пробить головой. Такова жизнь. Или она должна быть такой – Антон не знал, а кто поручится, что знает? Остается только идти вперед и ждать. Ждать и спокойно смотреть на край горизонта – туда, откуда утром, разливая свет по стенам высоток, выходит мудрое и радостное солнце. Куда мы жадно тянем свои ладони, мечтая добраться до звезд, снова и снова загребая полные пригоршни облаков.